По просьбе уважаемого френда, цитата из меня, с небольшими купюрами. ...прежде скажем несколько слов о том, почему мы ограничиваем поле нашего исследования только фигуративным искусством. В самом деле, что это за дискриминация? Почему только фигуративное? Ведь за последние сто лет мир так привык к Малевичу и Кандинскому, к Пикассо и Мондриану, что поистине нужна большая смелость, чтобы дать им отвод. Забавная складывается ситуация: любой модернистский опус заранее считается стоящим выше всякой критики, а вот любой большой стиль, любое великое имя в истории христианского искусства можно волочить по всем кочкам. Неоценимый вклад внесла известная школа «богословия иконы» в это вываливание в грязи полутысячелетней (с XV по ХХ век) истории европейской культуры. Только нефигуративное искусство любить обязаны все, только его хаять непозволительно.
(Автору не раз приходилось убеждаться: чем твёрже зазубрил западноевропейский «богослов иконы», что произведения Микеланджело и Рафаэля, Караваджо и Беллини являются душевредными, тем незыблемее для него духовный авторитет Шагала, тем неколебимее он верует в светоносную чистоту Матисса, эмоционально-психологическую утонченность Кандинского и неисследимую глубину премудрости Малевича. Уж нет ли здесь какой закономерности?..)
Но напомним читателю две вещи: во-первых, перед ним опыт введения в христианское искусствознание. А не в некое «нейтральное» – сомневаемся, что такое вообще существует. Во-вторых, специфика искусствознания как раз в том и состоит, что в этой науке позволительно одни явления любить, а другие не любить. К одним тянуться, жаждать общения с ними, согреваться их теплом и светом, заряжаться их энергией. А от других отвращаться, отталкиваться, испытывать по отношению к ним омерзение, презрение, а в тяжких случаях – даже и страх; избегать соприкосновения с ними, как избегают неудобства, а в тяжких случаях – как избегают боли и опасности. Задача искусствознания – не купировать, не гасить эти состояния (они-то и являются подлинной, глубинной основой нашей науки!), а хотя бы в некоторой степени классифицировать и объяснять их. В этом христианское искусствознание сродно нравственному богословию: оно ведь тоже занимается очень разнообразными душевными состояниями, от высоких до низких, но доктора нравственного богословия его профессия не обязывает лобызаться с подлецами... Искусствовед-христианин, профессионал или любитель, тем паче не должен стыдиться своих симпатий или антипатий в искусстве. Напротив – он должен стремиться к их осознанию и честному анализу.
Так что мы позволим себе для начала просто поставить читателя перед тем упрямым фактом, что мы не любим абстрактное искусство. Что в самом лучшем случае мы пребываем к нему равнодушны (то есть данное конкретное произведение нас не особенно раздражает), а в худшем – оно вызывает у нас резко отрицательные эмоции. Именно: тоску, раздражение, озлобление, уныние, агрессивность. И тот особый низкий страх, который знаком всякой живой твари и является корнем всех боязней: это страх смерти без воскресения.
Но довольно об эмоциях и инстинктивных реакциях, попытаемся теперь их обосновать.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
