спасибо френду за наводку
А. Невзоров - Ведь икона – вот кладется левкашенная доска гипсовая с нанесенным грунтом, и на нее наносится контур, обычно он процарапывается, а потом происходит раскрашивание.
Ведь Андрей Рублев тоже никаких икон не писал и не рисовал. Андрей Рублев рисовать не мог, не умел. Если бы он попытался что-нибудь нарисовать, то, вероятно, у него получилось бы то же самое, что получилось у Остапа Бендера, когда он изображал сеятеля. Просто не было никаких школ, которые учили бы мастерству рисунка. Он умел только раскрашивать по предложенному канону. И всегда на иконах остаются вот эти вот, грубо говоря, черточки, под определенным углом хорошо видны эти росчерки, эти процарапки, которые очень хорошо видны под определенным углом под краской.
О. Журавлева― Простите, но тогда уж спрошу: а кто ж процарапывал-то ему, если он раскрашивал? Кто-то значит все-таки умел что-то?
А. Невзоров - Ничего подобного, есть такая штука, это называется византийский лицевой свод или иконописный подлинник, такая огромная здоровенная книжара, которая тогда тоже была, которая завозилась тогда из Византии, и затем она использовалась как трафарет. Это либо, если лист инфолио соответствовал размеру иконы, то тогда просто лист накладывался на левкас, затем прокалывалось множество дырочек по имеющемуся трафарету, а потом брался мешочек с угольной пылью и набивался в эти дырочки по принципу татуировки, набивался угольный такой рисуночек, который уже потом надо было раскрашивать. Нельзя было добавить ничего от себя.
О. Журавлева― Потому – канон.
А. Невзоров― Да.
О. Журавлева― Александр Глебович, вас уже рвут на части за Андрея Рублева. Тем более, что у него как раз наиболее точно атрибутированные фрески, а не иконы.
А. Невзоров― Я не знаю, что касается фресок и икон, если мы внимательно посмотрим на то самое изображение, где какие-то существа с дамскими лицами, такими сосископодобными пальцами и криво нарисованной чашкой посередине…
О. Журавлева― Любит искусство…
А. Невзоров― Мы будем вынуждены признать, что скорее всего этот человек не умел рисовать, да и не должен был уметь, потому что на тот момент никаких школ не было. А что касается фресок…
О. Журавлева― А Феофан Грек, с которым совместно он это делал?
А. Невзоров― Делалось на глазок масштабирование, и таким образом достигался эффект, но это опять-таки было очень строгим соблюдением следованиям канона, это опять-таки было раскрашивание, а не в малейшей степени…
О. Журавлева― Но от канонов-то, говорят, он как раз и отходил, и этим-то и славен.
А. Невзоров― Нет, вы плохо знаете, друг мой Оля, извините за это хамство, но вы немножко слабо знаете вопрос, потому что единственное, на что он решился, это, по-моему, на омофоре одного из так называемых ангелов начертить две полосочки, а не одну. Я имею в виду кантик. А во всем остальном – это слепое подражание, слепое следование канону, да и не мог он сделать по-другому, его немедленно бы просто забили бы или сожгли.
(Полностью здесь, но мне остальное не интересно)
Вы скажете – да разве можно вообще такое в руки брать, это же последнее, преисподнее дно выгребной ямы.
Оно-то да (хотя кто-то же слушает). Но в этом сивом бреде товарища, чей роман с христианством уже закончился хлопнув дверью, есть
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
