oy_kto_eto

Французская – очень даже блестит, причём именно скользким серебром холодной плоти блестят эти écailles de poisson, с их острым аййй и упругим дифтонгом уа, то есть даже пуа, напряженным губным толчком, блестят и грузно шлёпаются в воду, и там ещё бьют хвостом.

Русская же рыбья чешуя фонетически совершенно не блестит. Она грязной шелухой, тусклыми очёсами падает с кухонного ножа, и тут же где-то располагаются потухшие глаза и мутный плавательный пузырь. И русская рыба – фонетически – не плавает и не резвится, она или всплыла брюхом кверху, или её уже едят.

Да, но как же бессмертное

«...И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря...»?

Только слепой не увидит этой картинки – три десятка крутых пацанов (нет! Нет! Именно трридцать тррри! Крррутых!) сияют медной броней, выражая тем свою полную боеготовность. Как же Пушкин натер чешую до такого блеска? А ~~очень просто~~ вот как: он читателя обманул. В этой строчке сияет, вернее, горит, как и положено гореть меди на солнце, слово ЖАР. Это конструкция ЖАР-ГОРЯ там фонетически горит, потрескивая и скворча. А чешуя там иную функцию несет. ОЧУТЯТСЯ и ЧЕШУЯ фонетически шумят и пенятся, фонетически играют ролю того морского прибоя, из которого выходят богатыри. Даром что «очутятся» является просто глаголом, означающим «будут иметь местопребывание», а чешуя по смыслу стиха должна была бы гореть – из них получился отличный шум прибоя.

Это как Сезанн говорил, что мог бы написать, скажем, кувшин одним чисто белым пятном, но так хитро окружить его разноцветными пятнами, что он будет казаться объёмным и цветным.

А если ~~сезанн~~ поэт такого не умеет, то он вообще не поэт.

(по мотивам комментов здесь http://homo-nudus.livejournal.com/266552.html?thread=5329208#t5329208)