об актуальной пропаганде актуальных ценностей

[oy_kto_eto]

Во вчерашнем посте , повешенном с целью привлечь внимание к неспособности церковных искусствоведов заниматься своим прямым делом – оценкой качества священных изображений, сама собою всплыла совсем другая тема.

Для тех, кому лень читать сто с лишним каментов,

повторю, что не вижу ничего ужасного в актуализации культа того или иного святого в целях продвижения той или иной актуальной добродетели. Обычная церковная практика, в зависимости от общественных потребностей. Иной раз актуальные добродетели продвигают через выбор лиц, представляемых к канонизации (понятно, что святых всегда бывает больше, чем официально прославленных), а иной раз – через «освежение» почитания лиц, уже канонизированных, давно или недавно.

Первое лучше. Ближе по времени, понятнее, достовернее, документированнее. Но у нас для пропаганды семейных ценностей почему-то выбрали второе. Ну, выбрали и выбрали,  при всех накладках (несколько принудительный брак, бесплодный союз, добровольное разлучение супругов в последние годы жизни) – всё же симпатичная, трогательная история. Вы как хотите, а я очень рада, что выбрали именно Петра и Февронию Муромских.

Могли бы ведь предпочесть свв. Мучеников Самона, Гурия и Авива. Они тоже «известны среди православных христиан как покровители супружества, брака, счастливой семьи, им молятся «аще муж безвинно возненавидит жену свою».».

А история какая! Напомню (потому что сегодня две русские тетеньки у меня на уроке были никак не в курсе). В городе Эдессе, где почивают мощи святых, некий готский офицер, женатый человек, польстился на дочь богатой вдовы, в чьем доме квартировал. Велев молчать гусарам своим подчиненным, он сватается к девице и получает ее в жены, по требованию тещи дав клятву в верности перед мощами мучеников.

Через какое-то время готский полк возвращается на родину, офицер-двоеженец говорит по дороге своей новой – так и так, дорогая. Нет, он ее не убил и не выгнал в степь на мороз. Просто ввел ее в свой дом как рабыню, потому что ссориться с первой женою и ее родней ему бы вышло дороже, чем ссориться с этой эдессянкой.

Первая жена догадывается, что то за рабыня, и принимается изводить ее по самое некуда. Мужик в эти дела не мешается, он выше этого. Между тем у эдессянки рождается сын. Папенька и в ус не дует. Злобная готка решает убить ребенка своего мужа и вливает ему в ротик такую дозу яда, что матери удается собрать излишки и подсластить ими вино в кубке своей госпожи. Та умирает, но и эдессянку приговаривают к смерти. Ее живьем погребают вместе с гробом хозяйки, и в эту роковую минуту она молитвенно взывает ко свв. Самону, Гурию и Авиву – что же вы! Допускаете такой беспредел! – и тут беспредел чудесно кончается, и эдессянка оказывается чудесно перенесенной на родину, где рассказывает согражданам, как провела время в доме мужа. Окончательный хэппи-энд случается через несколько лет, когда гота вновь присылают с полком в Эдессу. Он останавливается в доме тещи, передает ей приветы от дочки, рассказывает про внука – и тут выходит чудесно спасенная и говорит супругу – АГА!!! Мужа хватают, судят и лишают живота.

Так вот, я очень рада, что выбрали всё же свв. Петра и Февронию, а не свв. Самона, Гурия и Авива.

Сегодня на уроках я поинтересовалась, как у наших западных братьев обстоят дела с укреплением семейных ценностей чрез пример образцовых супругов. Рассказала им про Петра и Февронию, рассказала и про Самона, Гурия и Авива – это был прозелитизм, конечно, но как же не поделиться духовными скрепами?

И они со мною поделились. Вот семейная пара, беатификация которой, надо полагать, была предпринята Римом с той же целью, какая преследовалась у нас при актуализации культа свв. Петра и Февронии.

Памятников в бронзе им, правда, не воздвигают и икон в византийском стиле не пишут.
Есть же фотографии, и мемуары, и письма.
И пятеро детей выжили из девяти родившихся. Внуков, правда, нет – все пять девочек стали монахинями. Младшую звали Терезой .
Это я не к тому, что котолеги лучше православных.
Это я к тому, что, несмотря на всю мою любовь к романскому искусству, я все ж таки живу в XXI веке.